Ты смеешься. Надо мной или вместе со мной?
– В общем… – начинаю я. Только скажи, и я замолкну.
– В общем… – повторяешь ты и ждешь, чтобы я продолжил.
– Пожалуй, только приходя в магазин, мы честны перед собой. Этот парень явился сюда не за Дэном Брауном. Или Сэлинджером. Он явился, чтобы исповедаться.
– А ты, значит, священник?
– Нет, я – церковь.
– Аминь.
Ты смотришь в свою корзину и, наверное, считаешь меня сумасшедшим. Я тоже заглядываю в корзину и вижу твой телефон. На стекле трещина. Желтый чехол. Похоже, ты из тех, кто ждет, пока гром не грянет. И лекарства, поди, начинаешь пить только на третий день простуды. Я беру твой телефон и пытаюсь пошутить:
– Стянула у того парня?
Ты выхватываешь его у меня из рук и краснеешь.
– Это мой. Я плохая мамочка…
Мамочка? Ах ты, негодница! Я люблю такие игры.
– Да брось.
На твоем лице улыбка, а под джемпером точно нет лифчика. Ты выкладываешь книги на прилавок, опускаешь корзину на пол и смотришь на меня так, будто боишься критики. Соски напряглись, ты даже не пытаешься их прикрыть. Замечаешь мармеладки рядом с кассой.
– Можно? – Протягиваешь руку.
– Конечно.
Я сглатываю и достаю первую книгу. «Невозможный отпуск» Сполдинга Грея.
– Интересный выбор. Обычно берут его монологи, а эту книгу редко – особенно симпатичные девушки без суицидальных замашек, как у автора.
– Просто иногда тянет на темную сторону.
– Это точно, – киваю я.
Будь мы подростками, я бы тебя поцеловал. К сожалению, между нами прилавок и мы уже слишком старые для детского безрассудства. А для взрослых ночных игр еще слишком светло: солнце так и шпарит в окна. Черт, разве в книжном не должен царить приятный полумрак?!
Не забыть: пусть мистер Муни закажет жалюзи. Шторы. Да что угодно.
Я беру вторую книгу. Один из моих любимых писателей! Пола Фокс, «Отчаянные характеры». Хороший знак. Впрочем, радоваться рано: вдруг ты пришла к этому автору не как положено, через эссе Джонатана Франзена, а потому что прочитала в каком-нибудь дурацком блоге, что Пола – биологическая бабушка Кортни Лав.
Ты достаешь кошелек и замечаешь:
– Пишет великолепно, только – удивительно! – про нее никто не знает, хотя Франзен и расхвалил ее как мог.
Хвала небесам! Я улыбаюсь.
– «Западное побережье».
Ты отводишь взгляд.
– Не бывала.
Я смотрю на тебя в упор, ты поднимаешь руки, сдаваясь.
– Не стреляй!
Хихикаешь, а я хочу, чтобы твои соски снова напряглись.
– «Западное побережье» обязательно прочту, а «Отчаянные характеры» уже, наверное, наизусть знаю. Это для друга.
– Ясно, – киваю я, а в мозгу загорается красная лампочка. Для друга!
– Только он ее, наверное, и не прочтет… Зато хоть лишний экземпляр продастся.
– Да.
Я готов набить морду этому уроду. Возможно, это твой брат, или отец, или сосед-гей, но ты назвала его другом. Я утыкаюсь в калькулятор.
– Тридцать один доллар пятьдесят один цент.
– Ого! Вот почему все переходят на электронные книги, – вздыхаешь ты, раскрываешь свой поросяче-розовый кошелек и вручаешь мне кредитку, хотя я вижу, что у тебя достаточно наличных. Значит, ты хочешь, чтобы я узнал твое имя. Намек понял. Выхватываю карточку. Молчание затягивается. Черт, почему я не поставил сегодня музыку? И в голову ничего не приходит. У тебя нет парня. Точно. Иначе б тебе не надо было покупать второй экземпляр Фокс, он мог бы взять твой.
– Пожалуйста. – Я протягиваю чек.
– Спасибо, – шепчешь ты. – У вас классный магазин.
Ставишь подпись. Твое имя – Джиневра Бек. Очень поэтично – ну у тебя родители и придурки… Джиневра! Серьезно?
– Спасибо, Джиневра.
– Все зовут меня Бек. Джиневра – слишком длинно и вычурно.
– Ого, Бек, я представлял тебя гораздо брутальнее. Всегда хотел сказать, альбом «Митнайт вулчэрс» – просто чума.
Ты забираешь пакет с книжками, не отводя взгляда, потому что хочешь видеть, как я смотрю на тебя.
– Да-да, Голдберг.
Ты прочитала мое имя на бейджике.
– Все зовут меня Джо. Голдберг – слишком длинно и вычурно.
Мы смеемся. Я тебе тоже понравился, иначе ты не стала бы читать мое имя.
– Может, и «Западное побережье» прихватишь?
– Нет, берегу ее на потом, она у меня в отдельном списке – для дома престарелых.
– Что-то типа «успеть перед смертью»?
– Нет, совсем другое. Это не про то, чтобы хоть раз прыгнуть с парашютом или побывать в Нигерии, а скорее прочитать «Западное побережье», посмотреть «Криминальное чтиво», послушать последний альбом «Дафт панк»…
– Не могу представить тебя в доме престарелых.
Ты краснеешь. Точь-в-точь невинный поросенок из «Паутинки Шарлотты». Я окончательно влюбляюсь.
– Пожелаешь мне хорошего дня?
– Хорошего дня, Бек.
Улыбаешься.
– Спасибо, Джо.
Ты пришла сюда не за книгами, Бек. Ты называла меня по имени. Улыбалась, слушала, болтала. И расплатилась не наличными или дебетовой картой. На чеке осталась твоя подпись. Вот она, передо мной. Я прижимаю палец к еще влажным чернилам, и твое имя отпечатывается у меня на коже.
2
Я узнал об Эдварде Эстлине Каммингсе так же, как большинство моих наиболее чутких и умных сверстников: из самой романтичной сцены в одном из самых романтичных фильмов всех времен: «Ханна и ее сестры» Вуди Аллена, где ньюйоркец-интеллектуал Элиотт (в исполнении Майкла Кейна) признается в любви сестре своей жены (в исполнении Барбары Херши). Ему нельзя действовать в открытую, поэтому он караулит девушку и подстраивает случайную встречу на улице. Тонко, умно, романтично – ради любви можно потрудиться. Вместе они идут в книжный магазин – улавливаете параллель? – где он покупает ей книгу Э. Э. Каммингса и просит прочитать стихотворение на странице сто двенадцать.
Потом нам показывают, как она сидит одна у себя на кровати с книгой, а он стоит у себя в ванной и думает о ней. Мы слышим, как она читает. Моя любимая строчка: «Ни у кого, ни у дождя даже, нет таких маленьких рук».
Кроме тебя, Бек. За эти несколько дней я узнал все. Ты часто пускаешь в ход свои маленькие ручки, и это вновь напомнило мне о «Ханне и ее сестрах»: в одной из сцен Миа Фэрроу дразнит Вуди Аллена, что безудержная мастурбация его загубит. С тобой, я надеюсь, такого не случится.
